Добро пожаловать в «Игорь-Клуб»!

Октябрь 2009 года,
Кафе "Шоколадница".
Текст: Алина Зайнутдинова, Анастасия Морозова

Игорь Владимирович, сейчас очень много проектов, в которых вы участвовали, очень много спектаклей: и кастинг «Красавица и Чудовище», и «Монте Кристо». Скажите, вы уже начали чувствовать себя популярным? Вы вообще чувствуете как-нибудь это?

И.Б.: По поводу популярности: так чтобы пришел этап, когда настала известность некая - не думаю. Я себя комфортно ощущаю среди тех людей, которых я действительно уважаю, именно в жанре мюзикла. Есть обретенные мною какие-то приятные для меня ощущения, наверное, главное из них то, что я среди этих людей, среди этих артистов замечательных, чувствую себя своим. Я чувствую себя абсолютно полноправным членом этой команды. И, пожалуй, это мне важно, дорого и об этом я, наверное, честно могу себе сказать. По поводу успеха и популярности, это относительная история такая. Мне приятно, если людям нравится то, что я делаю, и мне хочется быть интересным для них, хочется как артисту, ну и чтобы, соответственно, роли, которые я играю, спектакли, в которых я занят, чтобы они тоже вызывали интерес. Но не рискну все-таки утверждать, что есть некая популярность. Есть в принципе популярность, но какая-то слабая.

На улице к вам пока еще не подходят, когда в метро едете?

И.Б.: Это смотря с чем сравнивать, конечно. Безусловно, это шоу не тот уровень, когда действительно узнают.

Пока вот вы до сих пор в метро ездите, мы знаем, то есть пока еще не страшно ездить.

И.Б.: Нет, такого нет. Ну и как бы личный такой пунктик, который для меня важен и дорог – это то, что я, наверное, могу считать «своими» людьми тех, кого уважаю в профессии. В этом какая-то моя радость маленькая, теплая. А по поводу славы, популярности - к этому отношение нормальное, ровное, спокойное, то есть если есть работа, которая заслуживает внимания, и если эта работа настолько хороша, ну значит, все сложится так, как должно сложиться.

Вы говорите, что у вас хорошие со всеми отношения. А с кем из ваших коллег, по нынешнему мюзиклу, по «Монте-Кристо», вообще из людей, с которыми вы работали в Оперетте, с кем у вас сложились такие наиболее дружеские отношения?

И.Б.: Рискованное заявление «со всеми хорошие» - это невозможно, всякое бывает, но, действительно, со всеми хорошие. А с кем плохие? Да ни с кем. Действительно, все нормальные, хорошие, талантливые люди, и, действительно, мы друг другу интересны. Это важно очень. А на уровне человеческом особо близкие те, с кем работаю непосредственно в проекте, то есть люди, с которыми я переходил из проекта в проект. Так сложилось, что нам интересно вместе: партнеры мои замечательные, у которых я учился, Маракулин Саша, конечно – вам это важно? Я боюсь персоналий, потому что речь идет обо мне и «в связи», такое закулисье, мое закулисье. Но, конечно, если говорить о каких-то моих личных приоритетах, это Маракулин, как я уже сказал, также Андрей Белявский замечательный, можно перечислять еще. Вячеслав Григорьевич Шляхтов - это потрясающий артист, маэстро, но отдельного рода - понимаете, всё равно под одну гребенку не причесать. Не могу сказать так: с этими мне хорошо шутится и дружится, а с этими, значит, хорошо по профессии общается. Все как-то вместе сочетается. Вот в гримерочке в одной сидим со Шляхтовым Славой, с Сашей Маракулиным, с Голубевым Сашей замечательным. Также и Дыбский Володя там же.

Проект объединяет…

И.Б.: Да, в принципе у нас уже множество таких фактов биографии, которые нас связывают, и воспоминаний прекрасных. Не знаю, что будет дальше, но эти люди рядом, и они сильны, и мне есть чему у них учиться, и они рады мне. Для меня это очень важно. Это дорогого стоит.

На « Монте-Кристо» два набора актеров. У вас есть какие-то предпочтения, с кем вам приятней, интересней играть?

И.Б.: Есть, но не буду о них говорить, потому что это некорректно.

Просто хотелось бы узнать, насколько отлично играть с разными Мерседес))

С одним и с другим человеком играешь совершенно по-другому…

И.Б.: В принципе, когда персонаж влюблен в другого, они друг для друга единственные и неповторимые (так в жизни тоже бывает, когда ты кого-то любишь, когда у тебя он один единственный неповторимый, то не замечаешь многое вокруг - конечно, если счастливится так), и, это ощущение хочется как-то поймать на сцене, благо, что трудиться особенно не приходится, потому что Лера прекрасна, и Настя прекрасна. То есть они по-своему прекрасны, они разные, но в каждую из них влюбляешься …в Мерседес, в их Мерседес. И сами они тоже прекрасны. Талантливые, красивые. Дай Бог! Это прекрасно, что у меня с ними так! Благодать.

А вот за год спектаклей у вас произошло какое-то осмысление образа? Может быть, что-то по-другому начали воспринимать, чем изначально.

И.Б.: Год прошел, многое появилось, чего не было. И мне кажется, точные находки есть, и с ролью… какие-то мои несогласия и конфликты, они разрешились уже в компромисс какой-то, в гармонию, мне кажется. Было трудно вначале, например, играть первый акт, когда Эдмон юный, но в принципе проблема началась с кастинга, когда мне предложили молодой дуэт, мне было исполнять его очень некомфортно, как-то неловко. Ну зачем; я, взрослый человек, буду изображать какого-то юношу. Но потом, уже в процессе работы, это неудобство уходит, потому что счастливый человек – он счастлив, и там уже в последнюю очередь думаешь о возрасте и о том, что «ой, что-то не верю». Когда вырастают крылья у человека, когда небо над тобой высокое, ты за облака прыгаешь, то ты… ты молодой. Ощущения именно вот этого счастья, когда они молодые, Эдмон и Мерседес, очень хотелось добиться. И хоть сейчас я не скажу, что каждый спектакль проходит в этом смысле однозначно, но сейчас это происходит чаще, чем вначале.

Когда у вас сцена молодого Эдмона, смотришь на лица, на людей в зале, которые рядом сидят, на их такие искренние улыбки: они действительно верят в то, что происходит.

И.Б.: Мне, видимо, самому нужно было как-то страхи отбросить, комплексы.

Ходят слухи, что вы пробовались на роль Вильфора изначально.

И.Б.: Боже мой, кто же распускает эти слухи!))) Так оно и было.

А как получилось, что вы стали Графом?

И.Б.: Ну, видимо, в какое-то время не пришел тот самый исполнитель, который бы всех убедил, время шло, а кастинг продолжался и подходил к завершению. И мне предложили: «А попробуй». А почему нет? Я в принципе подготовился на роль Вильфора; не скажу, что мне хотелось ее играть особенно.

То есть вы не расстроились?

И.Б.: Нет… была команда, в которой стоит работать, работа, которая нравится, сама роль - я понимал, что, наверное, после какого-то периода репетиций, она бы как-то случилась, а вот так вот с ходу, с первого взгляда любви не произошло - именно с ролью Вильфора. Она была некая такая… некий материал. Мне очень нравилась музыка, которую Рома написал. Роман Игнатьев. И из-за этого стоило как-то немножечко попытаться что-то сделать. Ну, потом предложили спеть «Душа». Она еще была повыше немножко, то есть ну вообще запредельная, поскольку это для тенора все-таки вещь, и писалось это для тенора, ну такой а-ля Николай Носков, вот такой, а-ля Лепс, то есть, я имею в виду не конкретно этих певцов, а голос, и владение голосом такого порядка. Записывал Денис Дэмкив демо-версию в роли Эдмона , и здорово он это сделал. В принципе, были попытки и пробы на Эдмона. Ну а я что? Я вот бумажечку взял в руки, выучил, спел, как мог, ушел и выкинул ее. Вот так. А потом оказалось, что это убедило тех, кто проводил кастинг. Они как-то вдруг поверили и захотели, и я за это им благодарен. Потому что я-то особо не верил в это. У меня ведь было много ролей, где мне приходилось возраст играть, то есть некий характер, либо в "Кошках", если вспомнить, там тоже какие-то такие очень такие какие-то характерные, комичные, в общем, не героические образы. Не Зорро, не Тарзан. А здесь именно герой, что интересно, любопытно.

Игорь Владимирович, вы год назад после премьеры в одной из передач сказали, что вы пока не определились, что в Графе вам не нравится, а что нравится. С чем вы не согласны сейчас, когда спектакль идет год?

И.Б.: Видимо, у меня всегда такой путь сомнений. Я не могу судить его. Не могу. Потому что, окажись на его месте, я не представляю, что бы я делал. Я могу сказать, как бы я смог и как бы я не смог. А в смысле, с чем я согласен, а с чем я не согласен, вот тут мне сложнее значительно. Судить его я не могу. Не вправе. Такой путь трудный. Даже не представляю. Надо еще почитать Дюма, наверное, может быть, там какие-то найду зацепки для того, чтобы покритиковать.

А вы давно последний раз читали книжку?

И.Б.: Впервые я прочел ее уже после того, как премьера вышла. Мне все-таки стало интересно, кто же этот человек, что же это за роман такой, который не оставляет в покое многие-многие поколения. И столько фильмов снято, столько интерпретаций и по мотивам, и впрямую, и от и до, и вот не оставляет никак равнодушными столько новых и новых режиссеров, артистов, прочих людей, которые к искусству причастны, а также читателей. «Судьба» действительно, если брать сюжет. В сюжете этом затронуты самые настоящие душевные человеческие переживания, страсти. Вот почему мне еще музыка Игнатьева нравится – в ней страсти много настоящей. Даже когда я взял в руки роман, то вспоминал музыку из спектакля, и у меня не возникало ощущение диссонанса, фальши. Я читаю какую-нибудь сцену с Эдмоном, эта история: тюрьма, и долгий рассказ о его муках, страданиях. И когда звучит «Мне холодно», я чувствую, что в ней нет какой-то фальшивой иллюстрации: «Ай, мне больно, больно! Ой, пожалейте меня!» А есть какая-то такая искренняя человеческая попытка, ну, не умереть, не знаю, прорваться, выдержать это испытание, то есть музыка сама по себе как-то здорово совпала с романом, на мой взгляд. И это меня еще как-то подкрепило и порадовало, что насколько все-таки прекрасное сочетание произошло композитора и автора текста, то есть, такие радости на пути.

После прочтения книги у вас не возникло желания какие-нибудь сцены переделать или что-то добавить?

И.Б.: Спектакль – это все равно уже отдельное произведение. Там же, конечно, с сюжетом много расхождений, и взяты одна или две ниточки из огромного целого. Но здесь довольно-таки мудро и здорово использованы какие-то мотивы, и история получилась вполне складная, на мой взгляд. Не уложились бы мы в спектакль иначе. Оставили тему любви Эдмона и Мерседес, протянули ее через эти два акта: вначале счастье, разлука, второй акт это пропасть возникшая, которую не преодолеть, но все-таки остается - в отличие от книги - все-таки остается история, что невозможно жить без этой любви. Много было на эту тему размышлений. Что двигает этим персонажем, когда он не останавливается на своем пути, когда он мстит до последнего? Ведь можно было просто придти и сказать: «Вот он я». Но нет. Что им движет? Не просто так вот сейчас придумал и сейчас сделал. Это, видимо, то, без чего он не может. Это месть, просто он в ней жив. Видимо, когда-то он жил, а потом у него жизнь отобрали, и он лишился этого. Может быть, это попытка вернуться опять в точку отсчета, чтобы опять он вкус мог чувствовать, запах, чтобы он смог опять жить. Я пытаюсь для себя это объяснить, чтобы мне было понятно. Чтобы я это понимал не просто книжно-логически, а кожей ощущал. Не знаю, может, ему нужно себя вернуть, не знаю. Есть там маленький монолог в конце спектакля: «Когда-то давно». То есть вначале, когда я увидел первый раз эти строчки, мне стало смешно: капитан - и частушки, басенка какая-то, и как-то всерьез ее странно рассказывать. А в спектакле это важный акцент и эмоциональная точка важная. Зачем надо было обязательно привести к смерти всех, то есть не смерти - а чтобы эти люди, это так и в книге, хотя бы отдаленно почувствовали ту муку, которую ему пришлось пережить, преодолеть.

Да, когда человека всего лишают.

И.Б.: Пока сам ты этого не прошел, не прочувствовал, это трудно оценить в полной мере. В тот момент, когда Фернан говорит: «Я сожалею, что в ту ночь, убив отца, в живых оставил дочь», я думаю, Эдмон понимает, что все-таки его враг еще не достиг той степени понимания, осознания и боли, что ему просто досадно, что все так обрушилось из-за пустяка какого-то. Конечно, ему плохо, как-то паршиво. Но это не трагедия, не та степень страдания, которую Эдмон хочет достичь в отношении его.

Он же не вину испытывает, Фернан, при этом.

И.Б.: Да, да.

Он испытывает жалость, что он не добил последнего человека.

И.Б.: Да, да. Но это не искупление. Это все-таки не то возмездие, о котором думал Монте-Кристо . И вот, видимо, уже дальше, когда Фернан говорит: «Эдмон Дантес! Это конец!», вот тогда ставится та именно точка. Так же и с Вильфором, который защищается до последнего. Не знаю, зачем Эдмону это надо. Понятно, он порадовался: «А, ему тоже так больно». Ну порадовался, и что? Дальше-то что?

Ну вот поэтому и существуют такие отзывы, рецензии о спектакле, мол, в книге Монте-Кристо имел не только темную сторону, ведь он соединил Максимилиана и Валентину, а в спектакле показана только негативная сторона. То есть, спектакль о мести и больше ни о чем.

И.Б.: Ну, там скорее о любви…

Но существует такое мнение, я не вполне с ним согласна…

И.Б.: Ну и хорошо, что существует мнение, которое в форму вылито в такую яркую, с которой можно спорить. Значит, не равнодушная публика по крайней мере. (Я думаю, что здесь все-таки о любви, тут далеко ходить не надо, все очевидно - и финальный дуэт.) Даже мне, как артисту, который исполняет роль, интересно и хочется понять, зачем герою это надо. Отомстить, понятно, это уже следствие. Например, тебе хочется кушать, тебя неделю не кормили, это не просто «мне нужно поесть», ты не можешь терпеть, ты побежишь на запах, будешь искать, это то, что сильнее тебя. В данном случае возникла ситуация, которая тоже сильнее человека. Он решил, он делает это. Чувство справедливости - это немножко по-книжному, от ума. Но что на уровне инстинкта им двигало, я постоянно с этим как-то так хожу и пытаюсь понять, что-то такое уловить, поймать, почувствовать. Может быть, это то, о чем я говорил, когда ему хочется просто ожить. У него ничего, ни любви, пустота, пустота, в которой ничто не важно. Может быть, это попытка как-то к точке отсчета вернуться, ну то, о чем я говорил: вдруг как будто время вспять вернулось, и что-то опять включилось, и опять он может радоваться, он может быть счастливым. Так много в этой роли, в истории в этой так много. Может быть, это, может быть, «Боже правый, я исполню волю твою». Поскольку в этой «арии мести» все это обозначено Кимом, обозначена некая позиция, и все равно она - результат его каких-то душевных и физических мук, и переживаний, и желания найти себя. Не знаю, жить…

В общем, это такие дебри, о которых говорить не стоит, потому что они понятны тем, кто занимается этой историей - не важно кто, не только актер, писатель там или поэт; в любом другом виде деятельности нужно не только книжными знаниями обладать, а еще и практическим опытом и житейским опытом. Ну, или учиться у тех, кто встречается на пути твоем...

По-вашему, насколько роль Графа значима среди остальных ваших ролей?

И.Б.: На сегодняшний день, конечно, она самая для меня значимая. Хотя в свое время для меня самая значимая была – Фролло. Священник. До Фролло у меня были роли в драматическом театре в городе Омске, в котором я работал четыре сезона. Там были спектакли и роли. До этого были спектакли в музыкальном театре, я играл в опереттах. Но если оглянуться и в принципе сопоставить все, мне хочется верить, что эта роль (Монте Кристо) главная на сегодня, но опять же я хотел бы, чтобы это не было какой-то последней моей точкой, чтобы это был какой-то этап интересный, здоровский, замечательный, и ступенька, и следующая.

Говорят, что с Фролло вы расставались не настолько болезненно, как с тем же самым Ипполитом Матвеевичем.

И.Б.: Так и есть. Ипполит Матвеевич – это все-таки дитя, рожденное в том числе и с моим участием. Фролло – это было новое, исполнение мечты, мне хотелось в Нотр Даме играть и петь, и такая возможность случилась, и на тот момент это было счастье невероятное. Да и сегодня я вспоминаю об этом с большим удовольствием. Но это была попытка некая; я не могу говорить о ней, что это была безусловная удача. Это был для меня очень интересный опыт, и в принципе я счастлив, что он у меня произошел: вот этот материал, эта роль, эта музыка. Но когда это все завершилось, с благодарностью я простился с этим. Ипполит Матвеевич все-таки такая штука, это уже силы, обретенные в жанре, уверенность и в то же время то, что создавалось с учетом моего всего, то есть это не было копией какого-то другого актера, спектакля, который был создан в другом месте и сюда привезен. Это здесь и сейчас создавалось. Поэтому, конечно, ближе к сердцу. Когда ты сам из ничего создаешь что-то, конечно, это ближе тебе. Наверное, в этом разница. И поэтому, наверное, я говорил о том, что, если с тем этапом я простился так, с благодарностью, ну и пошел дальше, то здесь все-таки попутно много еще чего-то твоего кровного, родного, с которым расставаться было трудно. Хотя сейчас, если там случится возможность сыграть что-то, я не знаю, пойду ли я на это. В одну воду дважды не войти. Я рад тому, что все те переживания по поводу расставания вознаграждены сторицей, той самой встречей, которая произошла с Монте-Кристо. То есть, я счастлив, я люблю эту роль и этот спектакль. Хочется, конечно, чтобы он еще какое-то время шел. Наверное, с ним расставаться тоже будет непросто, но таков закон, это не изменить, это даже и хорошо, потому что это то, что присуще живому – уходить, умирать, не знаю. Это признак жизни все-таки, а не какой-то закостенелой модели.

Где вот интересней играть сейчас для вас, в музыкальных спектаклях каких-то, в мюзиклах или в драматических?

И.Б.: Интересно там, где новое, там, где ты начинаешь, приступаешь и включаешься, только притрагиваешься, когда еще можно как-то подумать, а стоит ли, а надо ли. А когда ты уже ныряешь в эту стихию, то становится там как-то все основным. Когда-то мне думалось, что я, наверное, приехал в Москву, чтобы сыграть в «Трамвае Желание» Митча , думаю, что так и было на тот этап времени. Ну, потом случился «Монте-Кристо».

У вас действительно спектакли очень разные, что мюзиклы, что драматические спектакли.

И.Б.: Разные, но в принципе природа одна...

Наверное, возникают разные чувства, когда играешь в мюзикле выходишь и, например, в «Трамвае Желание», даже ощущения разные.

И.Б.: Другие. Это театр… Интересный опыт, школа большая.

А есть у вас какие-то желания, мечты о других ролях…

И.Б.: Мечты? Мне бы хотелось, на сегодняшний день такое у меня ощущение, быть там, где хочется, где ты нужен, где интересен. А на сегодняшний день, мне кажется, мюзикл - для меня. Но опять же, не могу сказать однозначно. В принципе, драматический спектакль интересный, и работа в драматическом спектакле была бы мне тоже важна и любима. Посмотрим, как сложится, но на сегодняшний день мне бы, наверное, хотелось, чтобы возник театр мюзикла, наверное. Это было бы здорово, потому что есть много артистов замечательных, которые после окончания проекта опять оказываются в какой-то пустоте. Я сам через это проходил, когда закончились «Кошки», у меня не было, наверное, полтора года никаких внятных предложений. То есть у меня был спектакль в ТЮЗе, слава богу, но в остальном, главном - в работе была тоска. Потом случились какие-то перемены, так бывает в жизни, что какое-то время густо, какое-то время пусто. Это закон вечный.

Ну да, громких проектов у нас все-таки не так мало появляется, но не своих отечественных, в основном привозные. Есть у вас какие-то желания сыграть в каком-то зарубежном мюзикле? Есть же еще какие-то не поставленные.

И.Б.: Мне интересен и мюзикл «Отверженные». «Фантом» тоже хотелось бы попробовать. Ну, это какие-то такие, внутренние любопытства, я бы сказал. Не знаю по поводу мечты, нет. Слукавил бы. Так вот о чем мечтается, не знаю. Не знаю. Мои мечты, они связаны больше с жизнью. Видимо, возраст уже диктует, это нормально. Мне бы хотелось заниматься тем, что я люблю, и в связи с этим, так сказать, решать все свои вопросы житейские. То есть, чтобы я мог чувствовать себя уверенно благодаря, в том числе, моей любимой работе. Наверное, так. Я имею в виду материальную сторону: чтобы всё было хорошо со здоровьем, с настроением у родных, у близких, ну и, собственно, самому от них не отставать.

А работа как таковая, на сегодняшний день - исполнившаяся мечта. Посмотрим. Наверное, хочется и мечтается сыграть какую-то Роль, такую, чтобы до самозабвения... Но не до сумасшествия)) Это все-таки игра. Наша профессия - это игра. Нельзя в ней Быть, то есть - можно, но мне кажется, что лучше все-таки Играть. Я уже проходил этапы работы трудной, тяжелой, какой-то скучной, серьезной - это не приносит настоящих плодов, прекрасных. Есть во всем доля шутки, и откровение в этом есть тоже настоящее. Ну не в смысле, что постоянно шутить надо, но вот мы сидим, разговариваем, и если мы не будем строго по протоколу: «Какой вопрос у нас сейчас?» «А вот ответьте, пожалуйста…» Тогда что-нибудь такое, раз, и выпадет. Такое, которое вот не всем и не всегда отвечаешь, а здесь и сейчас что-нибудь возникнет.

А вот вы сейчас проходите кастинг на «Красавицу и Чудовище» на роль Чудовища.

И.Б.: Да, тоже тема.

Насколько вообще вам известна эта роль? Почему вы решили попробовать?

И.Б.: Роль интересная, хорошая. Изначально было, просто предложили, и не хотел, но я смотрел спектакль неоднократно. Вообще роль сама интересная, правда. Она любопытная. Я тогда подумал, почему бы не попробовать, но когда я узнал, что будет телевизионный кастинг, решил отказаться, поскольку ну это опять кастинг и…

Больше шоу уже.

И.Б.: Ну да. Это уже обслуживание некое проекта, его реклама, то есть, по существу мало, а есть какая-то такая для меня не столь интересная история. Вот, и я хотел отказаться, но после того, как побеседовал с Майоровым, я решил пойти все-таки в эти дебри. Мне нравится его работа, его команда и лично он, замечательный, талантливый человек, который любит артистов, и ему хочется о них рассказывать, чтобы о них узнали люди, чтобы тоже как-то хоть чуть-чуть, может быть, полюбили, так же, как он к этому относится. Ну и, так сказать, популяризация жанра, чтобы о нем больше знали и ценили тех, кто в нем играет. В общем, с этого все и началось. Не знаю, к чему это приведет, но поскольку ввязался, уже соскакивать нельзя. Как-то несолидно.

Ну вот вы всерьез представляете себя Чудовищем? Что вы выигрываете кастинг и изо дня в день играете?

И.Б.: Я не знаю, но тут уже победа, так сказать, не так важна. Посмотрим.

То есть вас интересует исключительно участие? Вы можете представить себя в роли Чудовища? Принца? Можете отказаться от нынешних проектов ради этой роли?

И.Б.: От нынешнего ни за что)))

Как бальзам на душу. То есть вы не считаете, что Чудовище интересней, чем…

И.Б.: Да нет, они разные. Интересно-то и то, и другое. В этом-то как раз и любопытно было попробовать.

Чудовище, наверное, интересно, потому что там в основном игра голосом, да?

И.Б.: Да не знаю.

Ну там в принципе у Чудовища не так много вокальных…

И.Б.: Вы смотрели спектакль?

Да, мы смотрели. За участие в съемках нам дали билеты, мы посмотрели. Ну, кто-то ходил, а кто-то на «Монте-Кристо» пошел.

И.Б.: Понравился спектакль?

Очень понравился. Чудовище только откровенно слабенькое сейчас играет.

И.Б.: Ну, там разные есть ребята. Есть очень хорошо играет парень, один есть такой.

Да, но шоу очень красивое, но, конечно, по драматичности не сравнится с такими мюзиклами, как «Нотр Дам», с «Ромео и Джульетта», с тем же «Монте-Кристо».

И.Б.: Это сказка.

Сказка, детская сказка.

И.Б.: Но там есть все-таки переживания очень глубокие, настоящие. Взяли и превратили людей в предметы. Они только о том и мечтают, как бы им в людей превратиться, либо они останутся такими и умрут. Это большая в общем-то история.

Кстати, вот этот трагизм людей, превращенных в предметы, у нас как-то так более передан, чем в мультфильмах, в самом оригинале.

И.Б.: И с Чудовищем, например, непросто все, любопытно было бы попробовать.

А члены вашей семьи, они часто ходят на ваши спектакли? Есть какой-то спектакль, на который вы специально зовете?

И.Б.: Ну не могу сказать, что это регулярно происходит, но, конечно, ходят. Радуются, переживают. В общем, все нормально.

По какому принципу вы выбираете? Тот же самый «Роберто Зукко», может быть, тот спектакль был не самый удачный, но показалось, что не только вам, но и многим актерам не вполне комфортно в нем играть.

И.Б.: Ну, комфорт – это не всегда условие успеха.

И по тому, как они разговаривали, не чувствовалась жизнь, чувствовалась игра. То есть, по какому принципу была выбрана эта роль?

И.Б.: Мне просто было предложено ее сыграть. Я не думаю, что у многих артистов есть такая возможность - выбирать роли, это возникает порой, но это возникает нечасто, скажем. Но это одна сторона. Что касается «Зукко», это было предложено режиссером театра, и было любопытно это попробовать. Я не могу сказать, что я руководствовался какими-то принципами, соглашаться мне или нет, для меня вопрос этот не стоял, было интересно поработать с этим режиссером, ну, и как-то что-то про себя из этой работы взять для какой-то дальнейшей моей жизни. По поводу спектакля ничего сказать не могу, сколько людей, столько и мнений, не могу агитировать, так сказать, защищать какие-то позиции. Он сам по себе сделан так, что насколько зрителю кажется, настолько и есть. Если там не вызывает доверие какой-нибудь из моментов, это уже как бы слабость спектакля, наверное, но с другой стороны, значит, судьба такая. Что поделать?

Возникло желание сходить второй раз, чтобы оценить, потому что не распробовали, тем более по сравнению с оригиналом спектакль-то помягче будет. Там та же самая ваша роль - такая скотина в оригинале…

И.Б.: Пожестче, да, пожестче. Ну здесь и так это, в принципе, выражено в сцене, так что решили не усугублять, чтобы об одном и том же не рассказывать дважды. Но это уже дело режиссера. Нет, не знаю, комментировать не буду. «Роберто Зукко» - это такой опыт, сын ошибок трудных.

А вот вообще у вас есть роли, про которые вам неприятно вспоминать?

И.Б.: Есть, конечно. Это, скажем, неудачей можно назвать или что-то не сделано. Неприятно об этом вспоминать. К сожалению, не удалось, не получилось. Ну, у каждого в жизни есть это, о чем, сожалеешь, что могло быть как-то иначе, но в силу каких-то причин или там по твоей слабости не смог, или обстоятельства как-то так напрягли. И, конечно, в работе тоже такое есть, и роли есть не совсем - и совсем даже не то, что хотелось бы. Ну, это тоже опыт, то, что заставляет в дальнейшем, ну не продавать себя так дешево, что ли.

Тяжело выходить из роли, когда спектакль или просто заканчивается, или вообще снимается с репертуара?

И.Б.: По-разному тоже. Бывает спектакль, который давно пора снять, а он все идет и идет, тогда расставание радостное происходит, бывает наоборот.

По просмотрам нескольких спектаклей видно, что вы очень много в роли, в персонажи своего привносите. У вас в связи с этим никогда не бывало конфликтов с режиссерами?

И.Б.: Ну, если это меняет замысел, то конечно. Но я не такой, чтобы настаивать на том, чтобы было именно так, а не иначе. Я в принципе склонен всегда доверять режиссеру и воплощать то, что хотелось бы ему видеть. Ну, если возникает что-то, это рабочий момент, всегда можно извлекать позитивное.

То есть такого, когда вы в корне не согласны с режиссером, такого нет?

И.Б.: Вот так вот сходу не припомню. Может быть, и было, но вспоминать не хочется.

А вот что для вас интереснее, театр или кино?

И.Б.: Театр. Театр – это, в принципе, та история, в которой я больше понимаю, нежели чем в кино. Кино - это всегда такое разовое. Это любопытно очень. Если возникает какая-то работа интересная, это любопытно - в этих правилах посуществовать. Просто там немножко все происходит иначе, нежели в театре. То есть в театре есть момент, когда ты можешь репетировать какое-то время, и потихоньку в тебе роль произрастает, что-то возникает, и ты как-то набираешь обороты. А здесь нужно быстрей все делать, а я человек ритмов таких небыстрых. Ну вы меня ждали неоднократно, знаете, как я «быстро» собираюсь. И так у меня во всем. С профессией такая же история. Порой, конечно, это мешает, но как-то уже мышцы свои наработаны, что я могу порой включить ускоритель какой-то. Но принципиально комфортно и привычно - в театре. И поэтому какие-то вкусные вещи в театре мне вкусны, фальшивые мне тоже понятны и тоже неприятны, но это что-то мое. Что касается кино, то это всегда проба, во время которой ты всегда думаешь «ой, как бы сейчас успеть», то есть нет для меня момента настоящего творческого. А есть необходимость выкрутиться быстро из такой дискомфортной ситуации. Поэтому, если случится какая-то работа, которая ну как-то так попадет в меня, без долгих каких-то приготовлений. Ну, посмотрим. На сегодняшний день - интереснее театр, конечно.

В театре когда-нибудь приходилось участвовать в капустниках каких-то на праздниках?

И.Б.: Ну да. Бывало. В принципе, в театре весело, там все время что-нибудь происходит. Просто не обо всем расскажешь. Капустники тоже были хорошие. В Омске у нас хорошие капустники были. Они и сейчас там продолжаются.

На « Монте-Кристо» капустника пока не планируется?

И.Б.: Было бы неплохо, если бы на юбилей какой-то капустничек был, но как-то вот не срослась эта история... Конечно, там можно было много чего пошалить, натворить. Мне, в принципе, нравится это делать всегда, потому что когда всё слишком серьезно - становится не живо. Надо немножко порой посмеяться, отстраниться.

На самом деле есть такой момент, мы очень много знаем о вас как об актере, где играли. Единственное, вот мы еще хотели узнать, где вы все-таки учились петь. Вы сказали, что учились в театральном, в омском…

И.Б.: Нет, в Екатеринбурге.

Извините!

И.Б.: Ну, хорошо, Омск тоже значился в моей биографии, так что вы подготовлены. Нет, специального образования нет, к сожалению. Но, видимо, это образование происходит попутно с работой, был «Нотр Дам», там была Наташа Трихлеб, она со мной занималась. Ну а дальше…

То есть у вас прямо преподаватель по вокалу - и там, уже на месте…

И.Б.: Ну да. А дальше уже сам как-то. Потом какие-то свои навыки уже обретаешь. Хотя я по-прежнему не считаю себя вокалистом. Мне интересно играть роли, в которых предполагается пение, потому что таким образом мой герой разговаривает, так он чувства свои выражает и желания. А так чтобы отдельно с микрофоном выйти, так сказать, ну это меня даже как-то смущает несколько. Мне как-то некомфортно в этой ситуации. Хотя, наверное, было бы неплохо, если б был такой опыт, именно вокальный, именно сольный, когда ты в этом жанре что-то можешь делать. Это бы помогло, очень помогло.

А не было мысли выпустить отдельный диск сольный со всякими песнями из мюзиклов?

И.Б.: Нет, не было такой мысли. Покамест не приходила. Не знаю, может, придет. Я как-то к своему вокальному творчеству всерьез не отношусь. Это какое-то некое побочное следствие моего участия в музыкальных спектаклях. То есть, поскольку надо, постольку и есть. Посмотрим, вдруг мне понравится именно сольно петь. Посмотрим. Сейчас мне нравится играть, ну и, конечно, нравится, когда это звучит более-менее.

Игорь Владимирович, а вы в приметы верите?

И.Б.: Есть суеверия, конечно…

Театральные, когда сценарий падает, например, надо сесть.

И.Б.: Да, есть такое.

То есть, вы это соблюдаете.

И.Б.: Это да, это да.

А вот скажите, у вас есть какие-то кумиры у самого? Или, может быть, вы в молодости от кого-то фанатели.

И.Б.: Все великие наши русские артисты. Их такое количество, что и не перечислишь… Это, конечно, киноартисты всегда были. Потому что они наиболее популярны, известны, и, конечно, они западают и запоминаются. Но мы же знаем, что это и театральные актеры, да? То есть артисты с большой буквы в самом настоящем понимании, у которых учишься. Не думаю, что мои приоритеты будут отличаться от каких-то общепринятых. Единственного и неповторимого кумира не рискну я назвать. Если брать Голливуд, то очень интересна, прикольна тема того, как артисты, играющие в кино, вдруг оказываются еще и актерами мюзикла, прямо так умиляет, восхищают откровения такие, когда тот же Хью Джекман (я опять же не говорю, что это кумир, нет), просто здорово, что он настолько талантлив, что может еще и это делать. Кристофер Уокен, знаете такого, нет? Не знаете)) Юл Бриннер, например, тоже потрясающий актер, но это уже из области ретро, это старый Голливуд, я не думаю, что вам знакомо имя это. Играл в «Великолепной семерке». Когда-то был фильм такой, вестерн «Великолепная семерка». Вы, наверное, не видели. Да не важно. Просто есть момент такого… не знаю … актерской какой-то мощи, профессионализма, когда он способен быть убедительным во всех жанрах: драматический, музыкальный, - это же кино, будь то комедия или драма. Ну, в общем, это такой актерский класс. Мне это нравится очень. Хотя это не обязательно. Можно наши фильмы вспомнить, тоже с таким моментом мюзикла, с музыкой. Олег Даль, например, да, вот потрясающий артист… вспомните «Не может быть» фильм, когда он там существует в качестве такого опереточного шалуна. Простак. Помните же: «Забавляется он людьми…», поет как! Или тот же Евгений Леонов, музыкальные его роли какие-то, и как он обаятельно и здорово напевал что-то. Я не говорю такое, что все мюзикл, нет, но Андрей Миронов – это имя, которое возникает сразу. Ну, много их, имен много потрясающих, и фильмы, которые цитируешь, словечки там всякие, фразы крылатые. Бывает еще, в разные периоды думаешь, вот этот бы артист это сделал, вот этот – это. Тогда о нем можешь говорить бесконечно. Ну, могу сказать, как о любимых, о тех, с кем работал. В Омске кумиры мои были и сейчас есть народные наши учителя.

Может, в качестве блица такого попробуем сделать? Потому что вопросов много, времени мало.

Скажите, пожалуйста, как вы учились в школе, потому что этот вопрос интересует очень многих.

И.Б.: В начале были в основном пятерки. А потом уже пошли другие моменты. Поэтому - не без троек, то есть я не был хорошим учеником, но так, ничего, нормально. В двоечниках тоже не сидел.

Скажите, пожалуйста, какой ваш любимый автор?

И.Б.: Пушкин.

И какое последнее литературное произведение вы прочли? И когда?

И.Б.: Давно очень. Булгакова читал «Театральный роман». Вообще я читатель такой слабый. В детстве много книжек читал. А потом как-то по мере надобности. То есть - материал, работа. Для себя и постоянно читаю мало весьма. Ну, посмотрим, может, придет время, когда мне именно захочется этого, подпитаться таким образом. Видимо, как-то обхожусь покамест.

Как вы относитесь к современной литературе, к гламурной? Как-нибудь вообще воспринимаете?

И.Б.: Да, воспринимаю. Ну что, проявления, почему нет? Попытки похвальны.

Но не читаете?

И.Б.: Читать не читаю.

Вопрос, достаточно неожиданный: ваш любимый философ?

И.Б.: Это интересный вопрос, правда, философия это некий взгляд на жизнь, мироощущение, но я не могу сказать, кто ближе мне сейчас по моему состоянию, настроению, не знаю просто. Потому что надо побольше знать, очевидно, в этой сфере. Жизнь подсказывает многое сама. И главное, что люди рядом, которым доверяешь. Они как-то подтверждают правоту мою или вовремя говорят о том, что не прав. Ну, это такие немножко разные темы. Вот я не спешу никогда, это есть. Но это не философия, конечно. Просто мне кажется, что когда я пытаюсь за чем-то поспеть, это уже не я.

А скажите, вы человек аполитичный?

И.Б.: Интересуюсь мало политикой. Она как-то только огорчает и расстраивает, и без этого-то всего хватает. Не знаю, не могу однозначно сказать. Я не хочу употреблять шаблонные фразы, но это - сфера деятельности, которой занимаются люди, которым свойственны все слабости людские, и это бизнес, это такая игра, которую я, в принципе, не очень люблю. Так сказать, в игры на ровном месте что-то не верю… не хочу к этому подключаться. Поэтому нельзя сказать, что я сопереживаю какой-либо из партий, интересуюсь особенно справедливостью и несправедливостью. Вот несправедливость большая в том, что старики у нас бедны и нищенствуют, это ужасно, в этом я вижу собственную перспективу и моих близких, и хочется от этого дальше уйти. Также что касается, там, полечиться - чтобы вылечили, то есть опять же про дедушек, про бабушек и про близких. Когда сталкиваешься на бытовом уровне с этими трудностями, тогда ты понимаешь, насколько это важно. И это огорчает и расстраивает. Но в то же время знаешь, что политика направлена на то, чтобы это все привести к какому-то знаменателю внятному, но понимаешь, что это все совершенно не связано, что это все сфера интересов каких-то людей, которые для себя добиваются бонусов каких-то. Ну, удачи им, а участвовать и подключаться к этому я не хочу, у меня есть чем заниматься.

На выборы вы не ходили?

И.Б.: Нет. Я не хожу. Как-то это все… профанация, мне кажется, ну что делать.

Игорь Владимирович, у вас есть хобби? Или ваша работа – это хобби?

И.Б.: Ну, видимо, я скучный человек, я как-то не увлекаюсь. Мне нравится быть с тем, с кем мне хочется быть, наверное, а что касается хобби, все, что хочешь - хобби, лишь бы было здорово, интересно, весело. Но да, все, что интересно, оно с работой связано. Остальное - на уровне интереса, любопытства. Ну, люблю фильмы смотреть; какие-то такие простые вещи, которые нравятся всем. Кому-то нравится футбол, я более-менее равнодушен к этому.

Фильмы вы какие обычно смотрите? Современные? Классические?

И.Б.: Мне нравятся и сказки всякие, комиксы голливудские я очень люблю, ну как все пацаны, им нравятся спецэффекты, ну, наверное, я сказать за всех не берусь, но вот кого я знаю, в нас такое детское сидит.

«Люди Икс: Росомаха», «Халк»…

И.Б.: Ну да, прикольно.

Хью Джекман…

И.Б.: Почему нет, хороший парень.

Кстати, Хью Джекман играл в «Красавице и Чудовище».

И.Б.: Он Гастон, да, я знаю, он Гастон.

Я дошла до волнующих вопросов ваших поклонников. Ваш любимый цвет? И ваши любимые цветы?

И.Б.: Цветы нравятся разные. Ну цветы – это… могу сказать, что не нравятся крашеные. А так, в принципе, живые, настоящие цветы. Нравится то, что естественно. Вот как-то вот так.

А цвет?

И.Б.: Цвет? Не знаю, тоже по-разному. Когда-то мне черный нравился. Сейчас мне нравится фиолетовый, пурпурный, это если иметь в виду одежду, у меня ассоциации какие-то разные. Вот мне нравится, если море вспомнить, то там своя вот эта гамма цветовая – это счастье какое-то. Но это уже связано с какими-то воспоминаниями, ощущениями.

Такой вопрос вот возник, что Дантес, его в тюрьме задела сильно тема бога, то, что это какое-то божье провидение, что его направило. А вы вот сами как, религиозный человек?

И.Б.: Я не воцерковленный, то есть я не… ну, не частый гость я в церкви. Есть пост, служба, это замечательно, если это нужно, если есть в этом потребность. Видимо, я слишком ленив, беспечен, праздности во мне много. Я вспоминаю о боге, когда мне действительно некуда обратиться больше. Когда у тебя болит, либо когда тебе хочется чего-то, мечтается, к кому ты обращаешься? Но это тоже опасный, лукавый путь, потому что зачем клянчить? Желания твои, они, может быть, не стоят того, чтобы настолько уповать и просить, клянчить. Не знаю, трудно мне ответить на этот вопрос, я, видимо, для себя еще не ответил.

Есть просто люди, которые категорично атеисты.

И.Б.: Ну, к их лагерю я тоже примкнуть не могу, потому что в принципе напрягает истина в последней инстанции, как-то сразу не верится.

Скажите, последний вопрос, интересно знать ваше мнение и отношение к своим поклонникам и нравится ли вам активность поклонников?

И.Б.: Ну, конечно, когда это есть, это приятно, здорово, когда всё нужно еще кому-то, кроме как тебе. И что касается подарков или там какой-то отдельной акции заготовленной – это здорово и замечательно, и чувство благодарности большое и горячее внутри. За это я признателен. Не знаю, тут мне кажется, гневить бога нельзя, если это есть на спектакле, значит, спектакль действительно интересен. Но я могу только посочувствовать тем, кто долго дожидается артистов, ну искренне, правда. Если говорить о каком-то негативе на эту тему, то был у меня опыт и негативный в этой связи, но это скорей исключение из правил. Ну, так бывает, к сожалению, тут, видимо, и мне не хватило какой-то мудрости и терпения, и такта, но тут уже над собой не властен, что называется. Ну, я говорю, опять же, что в основе своей это здорово и хорошо. Меня очень радует, опять же, желание, искреннее стремление порадовать, это и хорошо, и здорово, если это интересно самим. Потому что, опять же, к вопросу, почему Эдмон это все делал. Почему поклонники это делают? Что, им сказал кто-то, что так надо? Значит, ими что-то движет, какой-то внутренний мотив. И я рад, что это - то самое, что влечет и привлекает - значит, оно есть. И поэтому к фанатам у меня такое…

Мы не любим слово «фанат». Поклонники творчества не любят слово «фанат».

И.Б.: Ну, простите! Это опять же плюс поклонникам, потому что фанатизм я не люблю в любом проявлении. Да! Пожалуй, это та самая грань золотая, сечение то, которое есть прекрасное, настоящее.

Ну а какой самый оригинальный подарок, который вам делали поклонники?

И.Б.: Буклет замечательный, прекрасный. Потом раньше были тоже подарки какие-то, портрет был очень хороший.

Который Алина делала?

И.Б.: Был этот вот, который такой блестящий в стиле Уорхолла такой. Клевый, да, классный. Тоже очень хороший...

Спасибо вам! Спасибо вам большое!

И.Б.: Спасибо вам большое.