 |
* * *
В глазах горит огонь безумный,
Сутану в клочья руки рвут,
Весь день задумчивый, угрюмый,
И ночь не даст любви приют.
Вот он, сжигаемый страстями,
Над ней заносит смерти меч,
И тот, кто жил колоколами,
Не смог цыганку уберечь.
Твой голос: то он гневный, властный,
Когда священник предстает.
А то печальный, нежный, страстный,
Когда мужчина верх берет.
Ты грозен, страшен и прекрасен –
В глазах – отчаянье и боль;
И каждый жест отточен, ясен,
Когда ты снова входишь в роль.
Но стоит только сдернуть маску –
Ты самый добрый человек –
Во взгляде теплота и ласка,
Лучистый, благодарный свет.
* * *
Вот предо мною архидьякон –
Суровый, жесткий, ледяной.
Нависший мрачною громадой
Над Эсмеральдой молодой.
Он проклят волей злого рока,
Монах, принявший целебат
И посвятивший себя Богу,
Единым взглядом ввержен в ад.
В борьбе с естественным началом
Он проиграл, и дух сломлен.
Любовью, как осиным жалом
Безжалостно Фролло пронзен...
Так много хочется сказать,
Но сомкнуты уста.
Красноречивей говорят
Горящие глаза.
В них восхищенье и восторг,
Признательность, и пусть
Сегодня кончился спектакль,
Я вновь сюда вернусь.
Вернусь, чтоб снова оживить
Легенду тех времен,
Когда священник Клодж Фролло
В цыганку был влюблен.
От всей души спасибо вам,
Что отклик мы нашли
В душе и сердце на любовь,
С которою пришли!
* * *
Обаятельный, добрый и светлый,
С ясным блеском сияющих глаз.
Так внимательно и открыто
Ты глядишь, улыбаясь, на нас.
Мне порою не верится даже,
Что на сцене театра был ты.
Там был мрачный худой архидьякон –
Властелин и игрушка Судьбы.
Сколько боли и страсти звучало
В этом голосе, а на устах
Зло и горько усмешка дрожала
И кровь молотом била в висках.
Хорошо, что на свете есть люди,
От которых мир, будто добрей,
И для каждого слово найдется,
От которого станет теплей.
| MBN |
