2 июня 2003.
Театр У Никитских ворот.
Игорь Балалаев в спектакле «Невидимка».
Мария Александрова.

Театр – это всегда ожидание чуда, света, сильного чувства, душевного очищения и эмоционального подъёма. И чем известнее имя режиссера и заманчивее сюжет, тем горше оказывается разочарование, когда в одежды благородного искусства рядится вульгарный балаган. Конечно, имя Розовского изначально больше ассоциируется со студенческой самодеятельностью, но статус профессионального театра накладывает определённые обязательства. Прежде всего, на исполнителей. О них-то в основном и пойдет речь. Очень надеюсь, что мне просто не повезло с составом.

Ещё одна маленькая деталь, которая меня несколько озадачила – некая дама, исполнявшая по очереди роль контролера, билетера, церемониймейстера и конферансье, надрывая мой билет, строго посмотрела на меня и с нажимом изрекла: «Улыбайтесь. У нас это принято». Как, простите, прикажете это понимать?

Теперь собственно о спектакле. Конечно, современная постановка должна учитывать современные нравы и вкусы, но разве это означает, что почтенные обывательницы английской провинции должны танцевать канкан, демонстрируя публике некое подобие семейных трусов с оборочками, видимо, призванных сыграть роль соблазнительных панталончиков, и от этого ещё более нелепых. Разве обязательно оглушать и травить зрителя угарным газом от неуместных пиротехнических эффектов? Кого винить за то, что совершенно невозможно определить конфессиональную принадлежность служителя Господа, которого с равной вероятностью можно принять и за христианского пастора, и за раввина. В пользу последнего предположения говорят дикция и интонации.

Велик соблазн поддержать интригу и упомянуть ИБ в самом конце, но я поступлю несколько парадоксально и начну с самого интересного. Итак, барабанная дробь, фанфары, обмороки у особо нервных дам. Роль Гриффина Игорю, на мой взгляд, удалась. Прежде всего, за счет естественности. Отсутствие ложного пафоса и наигранности позволяло поверить в реальность персонажа, увидеть за бинтами и перчатками Гриффина человека с характером, поддавшегося чувству, ученого, ослеплённого наукой, честолюбца, принесшего себя в жертву, эгоиста, полюбившего женщину. Он не вызвал мгновенного сочувствия и тем более симпатии, но заставил себя услышать и выслушать. Некоторые моменты были откровенно сильными. Из лирических сцен я бы особо отметила первую – когда всецело занятый своими банками-склянками Гриффин замечает Милли (кстати, очень милая девочка-актриса. Ещё не всё гладко, но отнюдь не провально). Передать внезапно нахлынувшее чувство нежности одними руками, когда лицо скрыто бинтами, задача не из легких. Резанула по нервам сцена в доме бывшего сокурсника и товарища – когда и так взвинченный до предела Гриффин ещё более распаляет себя воспоминаниями о своих первых опытах, о своих преступлениях, о первом удавшемся опыте. Пожалуй, к режиссерским находкам можно отнести то, что наибольшие страдания Гриффину причиняют «два зелёных пятна» - глаза «белой грязной кошечки», единственное, что осталось видимым. Нервное напряжение оказывается слишком сильным и выплескивается в болезненном вопле, переходящем в мяуканье. Этот момент не смог испортить даже совершенно бесцветный партнер, который вообще неизвестно за какие заслуги числится актёром.

Спектакль изобилует музыкальными номерами, тексты которых и текстами назвать сложно – «вирши», «стишата» - ни что иное, но мелодии попадаются очень удачные. И – это просто констатация факта – Игорь единственный в этом составе, кто умел петь. К сожалению, лично мне очень мешал текст, отключиться от него я не смогла и сказать, что какая-то из арий мне очень понравилась, не могу. С чисто технической точки зрения вокал был чистый – без напряжения и зажатости, на ровном дыхании.

Если Игорь единолично вел драматическую линию спектакля, то комедийная составляющая привносилась исполнителем роли Марвела – Анатолием Зарембовским. Только с его появлением на сцене шутки перестали бухаться на голову зрителей подобно ядрам вражеской артиллерии, действие как-то оживилось, и даже исполнительница роли содержательницы кабачка перестала казаться однозначно пошлой.

Театр у Никитских ворот – театр камерный, далеко не академический. Зритель в такие театры ходит в некотором роде как в гости к другу, провести вечер в приятной компании, когда главным является задушевная беседа и теплая атмосфера. К сожалению, такой атмосферы создать не удалось. Искусственность и вычурность не позволили почувствовать себя «в своей тарелке», поверить в происходящее, увлечься действием.