Мюзикл «Monte Cristo».
Валерия Воронова.

Про мюзикл «Монте-Кристо» говорят много, и всегда по-разному…

Кто-то считает его крайне неудачной постановкой, жалуясь на то, что спектакль слишком отличается от книги. Согласна, отличается. И не просто отличается, а является чуть ли не самостоятельным произведением. Для меня книжные герои остались книжными, а мюзикловые – мюзикловыми. Их образы не смешались, потому что они совершенно не похожи, как местами и сюжетная нить, но это не значит, что постановка плоха. Отнюдь. Она прекрасна, волшебна, необыкновенна.

Есть люди, которых этот мюзикл «зацепил», и я одна из них. Такие люди ждут каждого следующего похода в Московский Театр Оперетты затаив дыхание, словно им предстоит увидеть спектакль впервые, и смотрят разные составы. Ищут тех артистов, которые для них сделают эту историю неповторимой. Артистов, которые сольются с музыкой, танцами и декорациями в единое целое, рождая нечто потрясающее, что невозможно забыть.

Когда я первый раз смотрела «Монте-Кристо», то попала на «не тот» состав, и спектакль показался мне мертвым. Не помогла даже потрясающая музыка и танцы. Тогда я зареклась ходить на этот спектакль, но меня вновь пригласили на него спустя три долгих месяца, и я, сама себе удивляясь, согласилась.

Второй раз был лучше первого, третий – еще лучше, и так далее. На пятом моем походе на МК состоялось нечто восхитительное: первая встреча с абсолютным дримкастом, которую мне не удается повторить по сей день. В тот день я поняла, что в самом спектакле есть огрехи, но все они исчезают на фоне невероятно талантливых людей, кружащихся на сцене, показывая нам, зрителям, мощную игру масок, интриги таинственного бала, страдание и радость своих персонажей. Спектакль сразу кажется многоплановым, сильным. Отпадает мысль о том, что на декорации здесь все-таки поскупились, и все кажется настолько органичным, что хочется просто раствориться в происходящем на сцене.

«Карнавальное колесо» - моя любимая песня из Монте-Кристо. Первая, звучащая в мюзикле - и первая, что мне действительно понравилась. Она задает настроение всему спектаклю, яркая, энергичная, но в то же время полная темных ноток, которые еще раскроются в многочисленных ее репризах. Гости невероятно любопытны, гости пришли на бал не ради развлечения, а для того, чтобы утолить мучающую их «жажду»: узнать, кто таков этот таинственный Граф. Танцоры в этом мюзикле – единый образ сливок парижского общества, алчных, равнодушных к чужому горю, способных лишь посмеяться над падением друг друга. Они все играют в игру, где важно не оступиться самому, а помогать друг другу – далеко необязательно и даже нежелательно.

Где-то в глубине души я ловлю себя на мысли, что весь текст – точная копия «Маскарада» из Призрака Оперы, но это не мешает наслаждаться. Пожалуй, в этой сцене сложнее всего сосредоточиться на чем-то одном. Зритель, который видит мюзикл впервые, не может решить, что ему интереснее – балет-группа или журналист в алом, Бошан. К слову, данный персонаж – чуть ли не лучшая находка мюзикла. Вот уж не думала, что они сохранят Бошана, а здесь ему, кроме всего прочего, отдана роль глумливого рассказчика. Это просто прекрасно.

Здесь же мы впервые видим графиню де Морсер, красавицу Мерседес, и невозмутимого Графа. Взгляды их встречаются: в глазах Мерседес – боль и страшное подозрение, в глазах Графа – пустота, за которой кроется некое волнение. Зритель, не читавший книгу, обязательно с любопытством отметит про себя, что эти двое узнали друг друга.

Граф спешит уйти, а Мерседес словно приросла к полу, замерла и забыла как дышать. Эта картина невероятно атмосферна. Бал продолжаются, люди танцуют, а она стоит, словно что-то внутри нее оборвалось. На губах одно только имя: «Эдмон».

Специально для непросвещенных зрителей в этом мюзикле присутствует песня Бертуччо, в которой он мягко возвращает нас в прошлое. Признаться, первый раз я чуть не заснула на этой песне, а теперь с удовольствием вслушиваюсь в текст и даже киваю иногда, словно понимаю, действительно понимаю и принимаю смысл.

Итак, нам предлагают окунуться в прошлое наших героев, и мы видим их совсем юными, энергичными молодыми людьми, полными жизни. Они так счастливы, что это даже неинтересно. Ожидаемо счастливы, ожидаемо любят друг друга, и все же делают это так искренне, что невозможно не поверить. Особенно веришь Эдмону в исполнении Игоря Балалаева. Он создает образ очень реальный, и ему начинаешь сопереживать с самых первых минут. А как он воркует с Мерседес...о, это надо видеть и слышать. Как нежен он с Мерседес, как восторженно смотрит на него юная каталанка. Между ними абсолютная идиллия, ничто не предвещает несчастья. И вокруг столько же влюбленных пар – и они тоже счастливы. Все, кроме одного, темным пятном зияющего на сцене. Его имя – Фернан. Дальнейшее описание Фернана относится исключительно к Глебу Матвейчуку, Новиков совсем иначе показывает нам персонажа. Наблюдая за Эдмоном и Мерседес, он вначале просто угрюм. Все вокруг такие энергичные, а он как мертвец: с крепко сжатыми губами, чуть сгорбленными плечами и опущенной головой. Пока Эдмона не было, Мерседес, должно быть, много времени проводила с ним, а теперь она вновь ласточкой улетела к любимому, оставляя Фернана, друга детства, далеко позади.

Фернан смотрит на щебечущую пару, на лице его постоянно отражается дикая боль, руки то сжимаются, то разжимаются. Ненависть прямо плещется в его глазах.  Он просто смотрит на влюбленных блестящими, колючими-преколючими глазами. А потом не выдерживает, срывается, и это очень хорошо отражает песня "Любовь моя навсегда". Этот человек, кажется, сошел с ума из-за любви к Мерседес, и готов на все ради нее.

К концу его арии небо окрашивается в ярко-алый. Цвет греха, немыслимого греха, что принимает на себя герой.

На сцене свадьбы хочется подпевать, настолько энергична песня. Эдмон и Мерседес скачут по сцене, точно дети. Смеются, шепчутся, мельком встречаются взглядами – и тут же прячут глаза. Их любовь чиста и безгранична, как и их счастье, но оно не длится вечно. Песня обрывается, на сцену выходят офицеры и помощник королевского прокурора. Голос его как молния пронзает всех присутствующих. Никто не верит в его слова. Мерседес стремительно бледнеет, Эдмон невольно хватает ее за руки, и все это кажется им страшным сном. Как часто они смотрят друг на друга, словно спрашивая, что за ужасный удар хочет преподнести им судьба, и сумеют ли они увернуться? Эдмон улыбается, старается успокоить возлюбленную. Он знает, что невиновен, и ему не страшно, а вот Мерседес боится, боится перестать верить в него, боится потерять любимого жениха.

Когда Эдмона уводят, Мерседес, кажется, вот-вот лишится чувств, и как будто случайно рядом оказывается Фернан. Он смотрит на нее нежно-нежно, даже мысли не проскальзывает, что это он настрочил донос, что это он – предатель. Мерседес еще ребенок, ей нужна поддержка, нужен тот, кто скажет, что все будет хорошо, раз уж она сама не может в это поверить. Таким человеком становится Фернан, и она уходит с ним, считая его тем, кто поймет и разделит ее горе.

Эдмон прост и искренен, он рассказывает прокурору все как есть, не зная, что сам же роет себе могилу. Прокурор и впрямь создает впечатление человека неплохого, церемонного, аристократичного, который постарается восстановить справедливость. И кажется, что все вот-вот разъяснится и встанет на свои места. Зритель и правда верит, верит в спасение Эдмона до того момента, как лицо прокурора искажается ужасом на имени господина Нуартье. Еще один удар судьбы. Прокурор не может сломать свою жизнь, боится падения. Должно быть, он долго прокладывал себе путь наверх и не хочет скатиться обратно, так как начать сначала уже не получится. Тогда он, не раздумывая, сжигает письмо Наполеона, вместе с ним сжигая жизнь Эдмона Дантеса, и вновь успокаивается. Он может больше не волноваться о своей судьбе, а приговор, вынесенный несчастному моряку, его и вовсе не волнует.

Эдмон не верит. Понимание происходящего приходит к нему лишь через несколько мгновений, и лицо его становится по-настоящему диким, злым. Брови взлетают вверх, он душераздирающе кричит – но все напрасно.

Далее авторы дают слово «злодеям». Дуэт «Таков наш век» завораживает. Кажется, будто читатель проник в самые недра ада, в те глубины сознания грешников, где вина снедает их, пожаром полыхает внутри. Вильфор и Фернан только что поняли, что натворили, и пытаются оправдаться. Один говорит, что любил. Другой – что боялся за собственную шкуру, и твердят наперебой, что точно также поступил бы любой. А я сижу и понимаю, что поступила бы, да. Просто потому, что Мерседес и Эдмон – идеализированные люди. Они не завидуют, не враждуют, они целиком в любви, белые и пушистые. А в жизни кругом сплошные «Вильфоры» да «Фернаны». Поэтому я прощаю их, принимаю оправдания, которые, на самом деле, вполне обоснованны. Прощаю, но с этого момента они ни для меня, ни для самих себя больше не люди. Сами же себя прокляли, несчастные, и теперь будут жить с этим. Порой такая боль гораздо хуже, чем энное количество лет в замке Иф.

Эдмон поет «Мне холодно», и внутри меня все словно леденеет. Этот человек жив и мертв одновременно, у него не осталось никакой надежды, он тонет в черных волнах собственного горя и уже не хочет бороться за свою жизнь. Зачем, если кругом одни лишь стены из холодного камня, одно лишь эхо и веяние смерти? На этот период жизни Эдмон словно сливается с пустотой. Он не помнит, кто он. Боится вспомнить и боится забыть. Он сошел бы с ума окончательно, если бы не аббат Фариа, вовремя пришедший на помощь и ставший единственным лучиком света в жизни Эдмона, единственным товарищем, почти отцом, но, главное, учителем. Да, учителем, наставляющим Эдмона. Он хочет, чтобы тот надеялся и верил, чтобы он вернулся в мир и начал жизнь заново, простив врагов, забыв разбитую любовь, но Эдмон поступает иначе. Как может он закрыть глаза на все, что ему пришлось пережить? Нет, этот человек хочет возмездия. Он верит, что все можно исправить - стоит лишь отомстить. Мерседес вернется, они заживут как прежде…Но чем дальше мы движемся по сюжету, тем лучше новоиспеченный Граф понимает, что этому не бывать. Изменился он, изменилась Мерседес. Они оба причинили друг другу столько боли, что ни о какой любви не может быть и речи. Это уже не та нежность, что горит в глазах молодых. Это боль встречи, боль воспоминаний, старые раны, кровоточащие по-новому. «Режет, как ножом предчувствие режет!» – поет Мерседес. И все Мерседес поют это по-разному. Одна действительно боится прошлого, второй больно вспоминать, а третья ненавидит настоящее всем сердцем. Ненавидит до такой степени, что видит во встрече с Графом страшный знак – пришел час и ее расплаты.

И впервые мы видим счастливую пару, Альбера и Валентину. Мерседес на их фоне кажется тусклым привидением. Она смотрит на них – и чуть не плачет, ведь дети напоминают ей о том, что она упустила. «Господи, зачем мы здесь?» - спрашивает графиня, воздевая дрожащие руки к небу. Она устала и не готова к новым ударам. Граф тоже устал. Его тревожит мысль о том, что он зашел слишком далеко. Может, аббат был прав? Светлый луч или грозный трибунал? Он не может выбрать и пытается унять в себе эти сомнения. Слишком поздно отступать, слишком много было утрачено, слишком много труда ему стоило из безымянной тени превратиться в Графа Монте-Кристо.

Месть его ударяет сначала по Фернану, затем по Вильфору. Безжалостно, сильно. Трагедия первого заключается не в том, что его назвали убийцей. На это ему совершенно плевать, как и на роковые речи несчастной Гайде и на бумаги, подтверждающие его преступления. Он смотрит лишь на Мерседес, а та плачет. Она верила этому человеку, думала, что он – единственный, кто у нее остался, а теперь выходит, что вся жизнь ее была комком мерзкой лжи. Фернан смотрит в глаза жены и видит в них столько ненависти, что понимает: жить ему больше незачем. Он любил Мерседес, а она его ненавидит всем сердцем.

С Вильфором все наоборот. Для него мнение окружения всегда значило слишком много. Он убивается и жалеет о содеянном, но только потому, что похороненный заживо сын – это крест на его карьере. Это означает, что он должен будет встать на место Дантеса, оказаться за решеткой и испытать на себе весь этот кошмар.

Злодеи наказаны. Кажется, справедливость восстановлена, но как быть детям? Почему грехи родителей обязательно должны падать на детей? Как им жить с их именами, с мыслями о том, что люди, которыми они восхищались – негодяи? И дети до последнего защищают отцов, и делают это с горящими глазами, пока не звучит рассказ Графа.

Граф говорит о своей сломанной судьбе спокойно, почти шутливо, ведь прошлого не вернуть. Он отомстил за себя и теперь не знает, как жить. Он жил одним лишь желанием мести, так что же дальше? В груди зияет пустота. Он не способен жить в этом доме, не способен наслаждаться жизнью, не способен больше любить, и он теперь ничем не лучше своих врагов, на что указывают их дети. Мерседес, слушая его, понимает, что тоже мертва, пуста, безжизненна, но она хочет уехать, раствориться в любви к Валентине и Альберу, направлять их. Ей есть кого любить, в отличие от Графа. В этом основной минус мюзикла, ведь в конце книги несчастный Граф обретал бесконечную любовь Гайде и оживал таким образом. Здесь же, кажется, они с Гайде связаны лишь местью, так что Граф вновь остался совсем один.

Он извиняется перед Мерседес в финальной песне, и она прощает его, надеясь, что это успокоит боль, что живет в душе. Конечно, это не исцелит всех их ран. Не зря ведь в последних словах песни звучит: «И знай, и помни, что во сне и наяву я всегда к тебе иду».

Они никогда не забудут прошлое. Счастливое забвение обойдет их стороной, как бы они ни хотели закрыть глаза и стереть из памяти лица друг друга. Мерседес сможет смириться, а Граф? Что остается Графу?..

На этой ноте завершается спектакль, и я сижу, едва живая, вжавшись в кресло. И никуда не хочется уходить, только сесть и расплакаться, а еще лучше – пойти на служебный вход и дождаться все-таки единственного и неповторимого Графа, чтобы сказать ему «спасибо».

Спектакль этот, как ни взгляни, замечательная притча. Он во многом отличается от романа Александра Дюма и смысл несет другой, но это потрясающая вещь. И мюзикл вовсе не злой, не жестокий, ведь в конце все положительные герои получают то, что им полагается. Верится, что Валентина с Альбером заживут долго и счастливо, что Эрмина никогда больше не оставит сына. Нельзя поверить только в счастье главных героев, но оно попросту невозможно.

От этого больно, да, и кажется, что твое сердце разорвано на клочки, но ведь это хорошее ощущение. Оно доказывает, что все мы еще люди, и способны на сострадание. Что никогда не станем ни Вильфором, ни Фернаном, ни безжалостными гостями бала. Лично для меня это - главная мораль «Монте-Кристо».